Как был построен Мемориал Геноцида армян? Эксклюзивное интервью с Сашуром Калашяном.

В 1964 году мне было 28 лет, я только что окончил институт, был членом “Архитектурного союза”, в стенах которого мы проводили различные мероприятия и дискуссии. Осенью, во время одного из таких мероприятий, Рафаэль Исраелян поднялся на трибуну и произнес всего два предложения. “Приближается 50-летие Геноцида армян и, я думаю, нам, архитекторам, есть над чем поработать на эту тему” Мы ничего не поняли.

После этого выступления директор нашего института позвонил моему коллеге Артуру Тарханяну и сообщил, что правительство поручило представить предложение по проекту мемориала Геноцида армян. Артур подошел ко мне, рассказал об этом и предложил вместе работать над проектом. Я согласился. Мы не знали, о чем идет речь. В годы СССР эта тема была запрещена, литературы по ней не было, она нигде не освещалась. Мы принялись изучать эту тему, и тут мне вдруг вспомнилось, что у моего отца, преподавателя армянского языка и литературы, стояла на книжной полке книга с названием “Геноцид армян в Османской империи”. Я заметил книгу еще давно, но никогда не уделял ей внимания. Однако, мы взяли её и начали изучать вместе с Артуром. Переворачивая каждую страницу, мы бледнели и наполнялись сильным гневом. Мы осознали тему и ее важность. Теперь перед нами стояла задача — как передать через мемориал всю эту боль и трагедию.

Затем нас пригласил Антон Кочинян, первый секретарь ЦК Компартии Армении. На встрече также присутствовали Грачья Кочар и Паруйр Севак. Оказалось, что мы не единственные, кто получил такое задание. “Ереванский проектный институт” и “Айарт” также получили предложение по разработке проекта. Предложены были два варианта: создать парк с полутора миллионами деревьев или построить памятник. Нам дали месяц на разработку эскиза памятника.

Мы приступили к работе над проектом. Муниципалитет предложил тот самый участок, где в настоящее время находится памятник. На тот момент эта территория была пустынной.

Мы выдвинули следующую идею: создать огромное надгробие, под которым мы вырыли бы большую яму глубиной 9 метров и “захоронили” там огромный крест. Посетители должны были спуститься с одной стороны ямы и выйти с противоположной. В этой части предполагался небольшой алтарь, на котором должна была быть установлена колокольня, в знак того, что в дни геноцида раздавались тревожных звонков.

Мы подготовили эскиз и макет проекта и представили Кочиняну. Все участники акцентировали внимание именно на трагедии. Я помню, один из участников предложил проект в виде 9 кругов ада Данте. Посетители должны были спуститься по спирали, на стенах которой были изображены адские скульптуры.

После того, как все проекты были представлены, Кочинян заявил, что теперь у него ясное представление о том, каким должно быть техническое задание для конкурса на памятник. Он подчеркнул необходимость ясного выражения того, что помимо трагедии памятник должен символизировать возрождение армянской нации. Важно, чтобы было показано, что независимо от всего, мы жили, живем и будем продолжать жить.

В январе 1965 года был объявлен конкурс. Это был очень крупномасштабный конкурс, в рамках которого было представлено 70 проектов. Среди участников были Рафо Исраелян и Джим Торосян. Например, проект Джима Торосяна представлял собой огромную груду хачкаров, возвышающихся из ямы.

Мы с Артуром Тарханяном приступили к работе над вторым проектом. Мы понимали, что крест или хачкар не подходят для этого проекта, поскольку это не религиозное сооружение, и не церковь. Мы отказались от первоначальной идеи и начали искать более сдержанные, минималистичные решения.

Мы предложили идею 12 колонн, полностью однотонных, без каких-либо украшений, с Вечным огнем в центре, в котором покоятся души полутора миллионов армян. Затем я предложил сочетать все это с музыкой, чтобы структура и ее значимость стали более влиятельными. Позже возникли проблемы с выбором музыкального произведения. Демирчян лично слушал каждое произведение и откладывал в сторону те композиции, в которых присутствовало слово “Бог”.

Эта часть символизировала трагедию, а с другой стороны была установлена мемориальная колонна, имеющая асимметричный вид — раздвоенная, похожая на стебель, вырастающий из камня и жаждущий солнечного света.

В архитектуре существует закон: при наличии двух асимметричных конструкций, должен присутствовать третий, уравновешивающий элемент. В данном случае этим элементом стала Стена скорби.

Именно этот проект мы и представили. Мы даже не рассчитывали, что он будет выбран. Вскоре с нами связался Ара Арутюнян, скульптор “Мать Армения”, и сообщил, что именно наш проект стал победителем конкурса. Мы приступили к разработке рабочего проекта, и в сентябре приступили к этапу строительства.

Проект был уникален по своим формам и методам реализации. Озабоченный этим, я временно покинул институт и посвятил всё время работе на стройке.

Согласно проекту, требовалось установить 12 масштабных камней, но вырубить такие камни было невозможно. Нам предлагали либо уменьшить размеры камней, либо заменить их бетоном. Однако, мы не сдались и, в конце концов, нашли решение. В те годы меня назначили помощником начальника работ в карьере в Артике. Мне удалось вырубить крупные камни с первого ряда рудника.

Строительство мемориала было связано с рядом других трудностей, а время было ограничено. Строительство должно было быть завершено к 29 ноября 1967 года. Были опасения, что мы не уложимся в установленный срок. Л. Гарибджанян, секретарь горкома Еревана, поручил ответственность за строительство Карену Демирчяну, который в то время занимал должность секретаря горкома. Он с большой ответственностью руководил строительством мемориального комплекса. Карен Демирчян понимал значимость строительства памятника Геноцида для армянского народа. Все участники строительства считали своим долгом завершить возведение памятника в срок и качественно.

Весь процесс строительства держался в строжайшем секрете. Он ни коим образом не освещался, но люди говорили и передавали из уст в уста, что строится мемориал жертвам Геноцида. В результате, каждую неделю волонтеры приезжали на автобусах из разных сел и городов Армении и выражали готовность помочь нам. Мы предоставляли им тележки, и они, как говорится, выполняли “черную работу”.

По завершении работы они садились на прилегающую лужайку, раскладывали приготовленную ими еду, водку и вино, угощались и пели патриотические песни. Большинство из них были потомками жертв Геноцида.

Нас также регулярно посещали деятели культуры, такие как Айрик Мурадян, Паруйр Севак, Сильва Капутикян.

Открытие мемориала состоялось в намеченный срок, в 1967 году, 29 ноября, в годовщину установления советского порядка в Армении. Факел, принесенный в Цицернакаберд, был передан первому секретарю Коммунистической партии Армении Антону Кочиняну. Приняв факел, он зажег вечный огонь и, взойдя на кафедру, обратился к собравшимся.

“Сегодня мы принимаем участие в церемонии открытия по сути другого памятника, памятника, который, являясь данью памяти жертвам преступлений турецкой резни, в то же время символизирует социалистическое возрождение нашего народа”.

Церемония открытия началась со звона колоколов, и все, кто следил за процессом по радио, подумали, что мемориал – это церковь.

Меня интересовало, как будет освещено мероприятие. И я был приятно удивлен, когда увидел следующее в заголовках газет: “Открыт памятник жертвам Великого геноцида 1915 года”.

Вопрос о создании музея был поднят в начале 90-х годов, после распада СССР. Молодой культурный деятель Сасун Григорян предложил правительству эту идею, которая была вскоре принята. Затем он обратился ко мне с этим проектом, и мы начали совместную работу. В те годы не было электричества. Нам предоставили комнату в “Армянском проектном институте”. Посреди комнаты горела печка, а свет подводился проводом из здания Национальной службы безопасности, чтобы мы могли работать.

Я был против того, чтобы музей был построен рядом с мемориальным комплексом, потому что в этом случае это было бы более крупное сооружение и отвлекало бы внимание. После долгих усилий мы нашли решение и построили музей под землей.

Вскоре мы представили проект Левону Тер-Петросяну, и он был принят.

Нам было отведено 7 месяцев на завершение проекта к 24 апреля. Мы должны были одновременно выполнять рабочий проект и строительные процессы. И, в конечном итоге, мы справились. Музей был открыт для посетителей 24 апреля 1995 года.